Отредактировано:23.07.17 14:31
Томатный сок, автор Александр Цыпкин.
Я нечасто видел слезы моих друзей. Мальчики ведь плачут в одиночестве или перед девочками. (футболисты не в счет, им все можно). При других мальчиках мы стараемся выглядеть железными и сдаемся только когда уж совсем плохо.
Тем острее врезались в память слезы моего друга, внезапно появившиеся в его глазах, когда мы ехали в Москву, и я налил себе томатный сок.
Теперь перейдем к изложению сути дела, веселой и поучительной.
В юности у меня было много разных компаний, они переплетались телами или делами, постоянно появлялись и исчезали новые люди. Молодые души жили, словно в блендере. Одним из таких друзей, взявшихся ниоткуда был Семен.
Разгильдяй из хорошей ленинградской семьи. То и другое было обязательным условием попадания в наш социум. Не сказать, чтобы мы иных "не брали", отнюдь, просто наши пути не пересекались. В 90-е разгильдяи из плохих семей уходили в ОПГ, либо просто скользили по пролетарской наклонной, а НЕ разгильдяи из хороших семей либо создавали бизнесы, либо скользили по научной наклонной, кстати, чаще всего, в том же финансовом направлении, что и пролетарии.
Мы же, этакая позолоченная молодежь, прожигали жизнь, зная, что генетика и семейные запасы never let us down.
Родители у нас были молодые и пытались найти себя в лихом пост-социализме. Поэтому роль старшего поколения вырастала неизмеримо. Эти стальные люди, неудачно родившиеся в России в начале 20 века, и выжившие в его кровавых водах, стали несущими стенами в каждой семье. Они справедливо считали, что внуков доверять детям нельзя, так как ребенок не может воспитать ребенка. В итоге, в семье чаще всего оказывались бабушки/дедушки и два поколения одинаково неразумных детей.
Бабушку Семена звали Лидия Львовна. Есть несущие стены, в которых можно прорубить арку, но об Лидию Львовну затупился бы любой перфоратор. В момент нашей встречи ей было к восьмидесяти, ровесница так сказать Октября, презиравшая этот самый Октябрь всей душой, но считавшая ниже своего достоинства и разума с ним бороться. Она была аристократка без аристократических корней, хотя и пролетариат и крестьянство ее генеалогическое древо обошли. В жилах местами виднелись следы Моисея, о чем Лидия Львовна говорила так: "В любом приличном человеке должна быть еврейская кровь, но не больше, чем булки в котлетах". Она была крепка здоровьем и настолько в здравом уме, что у некоторых это вызывало классовую ненависть.
Час беседы с Лилией Львовной заменял год в университете с точки зрения знаний энциклопедических и был абсолютно бесценен с точки зрения знания жизни. Чувство собственного достоинства соперничало в ней лишь с тяжестью характера и беспощадностью сарказма. Еще она была весьма состоятельна, проживала одна в двухкомнатной квартире на Рылеева и часто уезжала на дачу, что безусловно для нас с Семеном было важнее всего остального. Секс в машине нравился не всем, а секс в хорошей квартире - почти всем. Мы с Семеном секс любили, и он отвечал нам взаимностью, посылая различных барышень для кратко- и среде-срочных отношений. Кроме того, Лидия Львовна всегда была источником пропитания, иногда денег и немногим чаще хорошего коньяка. Она все понимала, и считала сей оброк не больно тягостным, к тому же любила внука, а любить она умела. Это, кстати, не все могут себе позволить. Боятся. Бабушка Лида не боялась ничего. Гордая, независимая, с прекрасным вкусом и безупречными манерами, с ухоженными руками, скромными, но дорогими украшениями, она до сих пор является для меня примером того, какой должна быть женщина в любом возрасте.
Цитатник этой женщины можно было бы издавать, но мы, болваны, запомнили не так много:
"Докторская диссертация в голове не дает право женщине эту голову не мыть". Мы с Семеном соглашались.
"Деньги полезны в старости и вредны в юности". Мы с Семеном не соглашались.
"Мужчина не может жить только без той женщины, которая может жить без него". Мы с Семеном не имели четкой позиции.
"Сеня, ты пропал на две недели, этого даже Зощенко себе не позволял (писатель, я так понимаю, в свое время, проявлял к ней интерес).
"Бабушка, а почему ты сама мне не могла позвонить?" - пытался отбояриться Семен.
"Я и Зощенко не навязывалась, а тебе, оболтусу, уж подавно не собираюсь. Тем более, у тебя все равно кончатся деньги, и ты придешь, но будешь чувствовать себя неблагодарной свиньей. Радость не великая, но все же". Семен чуть ли не на руке себе чернилами писал: "позвонить бабушке", но все равно забывал, и его, как и меня, кстати, друзья называли "бабушко-зависимый".
"Я знаю, что здесь происходит, когда меня нет, но если я хоть раз обнаружу этому доказательства, ваш дом свиданий закроется на бесконечное проветривание". Именно у Лидии Львовны я обрел навыки высококлассной уборщицы. Потеря такого будуара была бы для нас катастрофой.
"Значит так. В этой квартире единовременно может находится только одна кроличья пара. Моя комната неприкосновенна. И кстати, запомните еще вот что: судя по ваше поведению, в зрелом возрасте, у вас будут сложности с верностью. Так вот, спать с любовницей на кровати жены может только в конец опустившийся неудачник. Считайте, что моя кровать, это ваше будущее семейное ложе". Семен при своем полном разгильдяйстве и цинизме защищал бабушкину комнату как деньги от хулиганов, то есть всеми возможными способами. Это принципиальность стоила ему дружбы с одним товарищем, но внушила уважение всем оставшимся.
"Сеня, единственное, что ты должен беречь - это здоровье. Болеть дорого, и поверь мне, денег у тебя не будет никогда". Бабушка не ошиблась. К сожалению.